В тихом городе Бийске его ждала главная находка: в адресном бюро он обнаружил гражданку Обкатову Светлану Николаевну. Семь месяцев назад она купила в Бийске дом.
Однако новой жительницы города на месте не оказалось. За домом по поручению хозяйки следила пожилая соседка. Федор Ефимович, назвавшись двоюродным братом Обкатовой, сумел расположить старушку к себе, и она показала приобретение его «сестры».
Дом Обкатовой старушка содержала в полном по рядке. Федор Ефимович не обнаружил там и пылинки. Белоснежный тюль спадал по окнам, матово отсвечивала полированная мебель, которой было обставлено жилье, поражала белизной кухня.
— Где же сестренка-то? — сокрушался Федор Ефимович.
— Обещалась приехать через два месяца, а, почитай, больше полгода нету! — вторила ему заботливая опекунша.
— Ждать некогда, — жалел Репрынцев.
— Приедет, куда деваться, — успокаивала его та в свою очередь. — От такого добра насовсем не уезжают. А я сразу передам, что вы навещались.
— Спасибо, — искренне благодарил Федор Ефимович.
…На этот раз, возвращаясь в Свердловск, Федор Ефимович спал в вагоне спокойно.
Бийскую милицию он оставил в неусыпном ожидании Обкатовой.
Катышева улетела в Ленинград на второй день после кражи.
Чувствовала себя в полной безопасности.
За десять дней обзавелась обновами: купила шубу за пятьсот рублей, потом еще одну — двести восемьдесят, костюм джерси, массивное кольцо.
В Ленинграде была впервые.
Город показался чужим, и оставаться в нем надолго не хотелось.
Тогда дала телеграмму любовнику в Новокузнецк, чтобы встречал. Жила у него почти безвыходно, так как чувствовала, что будут искать.
За эти дни много думала.
К новой жизни своей Александра Катышева готовилась обстоятельно.
Она никогда не была расточительна. За годы, проведенные вместе с Аграновичем, сумела подкопить приличную сумму денег. В Караганде, обзаведясь знакомствами, доставала дефицитные вещи, и это давало немалые доходы. Но едва не попала в беду: взяли с поличным, и, если бы не амнистия, могли рухнуть все надежды.
Когда Агранович уехал в Алма-Ату, решила с ним порвать: надоело ездить из города в город, надоели ночевки на квартирах его друзей, а сам Агранович — больше всего.
Зная, что никогда уж с ним не встретится, решилась взять деньги у Мешконцева. Шестьсот рублей — не лишние. Взяла без всяких угрызений совести, потому что суровый лысеющий чин не преминул завладеть ею, как только начальник и друг его отбыл в родные палестины.
Все чаще вспоминался Борис Муканов — прямой, бескорыстный, как-то по-особому преданный.
Навестила Бориса в Барнауле. Потом заехала в Бийск. Городок ей понравился своей уютностью. Решила, что жить здесь будет хорошо. И сразу купила дом. Обставила его, принарядила. Но и денег убавилось.
Тогда задумала пополнить свои накопления: только раз, но по-крупному.
Все продумала, И все сошло удачно.
Беспокойство пришло потом, когда в Новокузнецке увидела себя на плакате. Сразу будто опалило огнем. Невольно спрятала лицо в цветы, которыми только что встретил ее на вокзале ничего не подозревавший кавалер.
Теперь нужно было думать, как незаметно вернуться в Бийск.
Размышляя над плакатом, поняла, что ищут ее по настоящей фамилии, и похвалила себя в душе за предусмотрительность при покупке дома: оформила на имя Обкатовой. Благо, паспорт в порядке. Настоящая Обкатова, решила про себя, уже обнаружена и искать ее никому не нужно. А потом поиструтся, примелькаются плакаты, и все забудется. Но надо было как-то известить Бориса. Пришлось ехать в Барнаул. Узнала, что Борис перевелся в Бийск, и стало приятно, что сделал он это для нее: не зря писала ему. Осторожно нашла сослуживцев, сумела получить его адрес.
Задержалась в Новосибирске. К родным ехать не решилась: была уверена, что там ее ждет опасность.
Особенно тщательно готовилась к встрече. Перекрасила волосы. Из соломенных они превратились в каштановые. Позаботилась, чтобы тон был мягким, неброским. Несколько раз меняла прически, пока не нашлась — открывшая шею и достаточно высокая, чтобы овал лица изменился…
Отказалась от яркой одежды, которую всегда любила. Костюм, купленный в Ленинграде, выглядел буднично, хотя и обошелся дорого.
Наступил и тот день, когда взяла билет. С волнением отправила телеграмму. Знала, что удивит и обрадует.
Борис встречал ее. Заметила его еще из окна вагона по огромному букету цветов. Помахала приветливо. Видела, как он спешит за вагоном. И вдруг сама заторопилась навстречу.
Он помог ей сойти со ступенек вагона, подхватил чемодан, вручил цветы и сказал:
— Вот и хорошо. Лучше поздно, чем никогда. — Улыбнулся. — Давно жду.
— И мы — тоже…
Эти слова сказал один из молодых людей, которые стояли на платформе рядом с Борисом. Цветов у них не было.
— Мы из уголовного розыска Бийска. Встречаем по поручению Свердловска. — Здравствуйте, Александра Никитична. — И обратился к Борису: — Извиняемся, молодой человек, но встречу придется перенести в другое место. А вас, Александра Никитична, просим, машина подана…
Он видел, как она встрепенулась и нервно заискала место для сумки. И тогда сотрудник предупредительно обратился:
— А сумку позвольте мне.
Она послушно выполнила его просьбу.
— Шура! — растерянно проговорил Борис.
— Все, Боря, — тихо сказала она. — Не надо. Ничего не надо…
В сумке Катышевой лежали три паспорта с известными уже нам фамилиями, восемь чистых трудовых книжек, круглая печать для заверки записей в них и около восьми тысяч рублей.
Александра Никитична Катышева не запиралась. Показания давала спокойно, подробно и поразительно откровенно.
Наверное, от жизни, которой она жила все это время, тоже устают.
— Ну, так как насчет почвы для преступлений, Герман Михайлович? — спрашивал через несколько дней Олег Владимирович Чернов.
— Как видишь. Пытаемся, искореняем, — ответил тот весело…
— Ага. Аграновичу выговор по партийной линии; директора торгово-кулинарного училища по шапке. Катышевой — десять лет. Нашим ребятам, разумеется, премии за оперативное мастерство. А все-таки как с почвой-то? Не осталось ли где-нибудь еще?..
— Поживем — увидим, — вздохнул Герман Михайлович.
— Увидим, увидим, — согласился Чернов с таким же вздохом.
…Кстати, здоровый скептицизм — это тоже профессиональная черта работников уголовного розыска.
Самые практичные свердловчане убеждены, что приличную вещь в магазине можно купить только в конце месяца, когда в погоне за планом расчетливые хозяева прилавка выкладывают редкий товар. Наверное, поэтому в один из последних сентябрьских дней, несмотря на ветреную погоду, возле магазина «Подарки» еще до окончания обеденного перерыва собралось большое и пестрое женское общество. Более любопытные заглядывали в окна, надеясь увидеть многообещающее оживление продавцов. Более опытные терпеливо ждали открытия у входа, чтобы не упустить первенства при покупке.
Наконец двери открылись. Толпа в минуту протиснулась в магазин, облетела прилавки и пчелиным роем зашумела в дальнем конце верхней половины помещения, где продавщицы бойко распаковывали комплекты дешевых столовых сервизов.
Застучала касса, из толчеи вылезали первые встрепанные счастливцы с покупками, и в это время испуганный и громкий женский голос взбудоражил всех:
— Сумку держите, гражданочка!..
И уже в поднявшейся кутерьме раздался другой:
— Держите его! Это он!..
Худощавого белоглазого парня в кепке схватили у самого выхода. Он рвал из чужих рук полы своего пальто и сердито вскрикивал:
— Ну чего хватаетесь? Чего надо?.. У кого взял, ты видела?!
— Отдайте кошелек! — вдруг решительно приступила к нему молодая, изысканно одетая женщина. — Вы украли его из моей сумки!
— Это он! Я тоже видела…
Парня оттеснили к барьеру возле окна и обступили плотным кольцом. Он затравленно озирался, усмешкой отругиваясь от той, которая требовала кошелек.
— Где я тебе возьму его, дура? На!..
И он вывернул оба кармана.
— Спрятал, — убежденно сказал кто-то после минутного замешательства.
— У него он. У него! — послышалось сразу.
— Не отпустите только. Милицию вызвали.
— Деньги были? — спрашивал кто-то у потерпевшей.
— Семь билетов, семь лотерейных билетов!.. И сто двадцать пять рублей…
— Жулье проклятое! Убивать надо на месте…
…При появлении двух милиционеров все стихло. И в наступившей тишине необычайно громким показался насмешливый и удивленный голос молодого штатского, который подошел вместе с ними: